OCR и форматирование  Nina & Leon Dotan  (04.2004)

ldn-knigi.lib.ru   (     ldn-knigi@narod.ru)

{Х} - Номера страниц соответствуют началу страницы в книге.  

 

Старая орфография  изменена.

 

 

Из книги: 

 

«Александр Исаевич Браудо»   1864-1924   

(к десятилетию со дня смерти)

Изд. Кружка Русско-Еврейской Интеллигенции,  Париж  1937 г.

 

Очерки: Л.М. Брамсона, П.Н. Милюкова, Г.Б. Слиозберга, С.М. Дубнова,  В.Л. Бурцева и др.

А.И. Браудо – общественный деятель, работал много лет в Петербурге  – Публичной Библиотеке,

был, кроме всего, организатором знаменитой встречи Бурцева с Лопухиным (дело Азефа)

 

 

(Книга полностью – см. на нашей стр.)

 

{93}

 

РОЛЬ А. И. БРАУДО В ДЕЛЕ

РАЗОБЛАЧЕНИЯ АЗЕФА

 

            Среди многочисленных заслуг А. И. Браудо его содействие в деле разоблачения провокаторской деятельности Азе­фа представляет особый интерес. Участие Александра Исаевича в этом деле было, по-видимому, весьма значительно. Но, как всегда, он никому о том не рассказывал более того, что было необходимо для успеха дела. Печатаемые ниже воспоминания В. Л. Бурцева и А. А. Аргунова, особенно близко стоявших к этому делу, ярко показывают, как неохотно А. И. Браудо говорил о себе и своих общественных заслугах.

 

Вследствие этого роль А. И. Браудо в этом большом деле, как в большинстве других его крупных общественных дел, едва ли будет выяснена когда-либо пол­ностью. Но и по сообщениям этих двух авторов и помещенным выше в начале настоящего сборника воспоминаниям близких А. И-чу лиц, роль его в этом историческом разоблачении обрисовывается достаточно выпукло.

Редакции.

 

 

I.

(Вл. Бурцев)

 

С А. И. Браудо я впервые встретился в 1906 г. в Петербурге, в редакции нашего журнала «Былое». Мои това­рищи по редакции, В. Я. Богучарский и П. Е. Щеголев были раньше знакомы с ним. Как библиотекарь Петербургской Публичной Библиотеки, А. И. Браудо всем нам, занимавшим­ся историческими изданиями, оказывал большие услуги. Сколь­ко я знаю, Богучарский в начале 1900 г. пользовался его указаниями в своих работах по известному изданию {94} политических процессов. Эти издания были столь необычны для того времени, что только драгоценная помощь таких людей, как Браудо, и позволили Богучарскому предпринять эти издания и довести их до конца.

 

            Редакцию «Былого» Браудо посещал одновременно с бывшим директором департамента полиции А. А. Лопухиным и бывшим губернатором князем С. Д. Урусовым, с которым А. И. был близко знаком. Bcе они трое хорошо знали, как я заинтересован был в то время борьбой с провокацией. Но тема была очень острая для того времени, и я ни­когда никому из них не ставил прямых вопросов о своих разоблачениях провокаторов. Но они прекрасно понима­ли что меня интересует, и не редко, как будто между прочим, длились со мной своими нужными для меня сведениями.

 

            В 1907 г. все они трое, а Лопухин более их всех понимали, что я занят разоблачением провокации в центре партии с. р. Лопухин, по-видимому, в то время большого значения не придавал разоблачению лично Азефа, которого, как агента департамента полиции, он знал прекрасно. Когда я был уже в положении полулегального и жил в Финляндии, не решаясь приезжать в Петербург, я в конце декабря 1907 г. вызвал туда как своего знакомого, Лопухина и сообщил ему, что я еду заграницу и там приступлю к разо­блачение важного эсеровского провокатора. Лопухин тогда, видимо, не хотел идти мне навстречу и как-то неожиданно прервал нашу беседу. Он сказал, что скоро приедет заграницу, и там мы сможем побеседовать на свободе.

 

            Но заграницей целые полгода я не мог дождаться Лопу­хина. Он туда приехал только летом 1908 г. Его письмо ко мне почему-то до меня не дошло, и Лопухин должен был уезжать в Poccию. В это время Браудо был заграницей у Лопухина. Знал ли он о моих обвинениях против Азефа, — я не знаю. Но он хорошо знал вообще о моих разобла­чениях провокации и прекрасно понимал важность моей встречи заграницей с Лопухиным.

            По собственной инициативе он решил устроить нашу встречу. Делал это он только потому, что считал это нужным сделать в общих интересах, а не потому, что это ему надо было или этого требовал от него Лопухин или я.

 

{95}     В августе 1908 г. в Париже на мою квартиру эмигранта, который несомненно находился под бдительным надзором русской полиции, неожиданно явился Браудо. Он, конечно, понимал опасность этого визита ко мне для него, находящегося на правительственной службе. Он меня ни о чем не расспрашивал, и мы вообще говорили на общие темы. Но он только как будто мимоходом сообщил мне адрес Лопу­хина и указал точно день, когда он уезжает в Poccию, и когда у него будет пересадка в Кельне на поезд, идущий в Берлин. Я понял, что ему ясна важность для меня этого сообщения. Я поблагодарил его за сообщение, но мы не говорили, почему для меня встреча с Лопухиным так важна.

 

            Через несколько дней я был в Кельне и стал осма­тривать все поезда, на которых мог приехать Лопухин. И, действительно, в одном из этих поездов я встретил Лопухина, и мы вместе доехали до Берлина. Дорогой у меня произошел с Лопухиным очень важный разговор об Азефе. То, что было дальше, — известно. Но тут был один эпизод, о котором до сих пор не рассказывал никто из тех, кто мог бы рассказать.

 

            В октябре 1908 г. в Париже был суд надо мной по обвинению Азефа в провокации. По настоянию судей, П. А. Кропоткина, Г. А. Лопатина и В. Н. Фигнер, мне пришлось рассказать  о моем разговоре с Лопухиным. Мои обвинители настаивали на том, что Лопухин был подослан ко мне, что он сознательно оклеветал Азефа, и мне сообщили, что в Петербурге будет послан специальный представитель с. р. для допроса Лопухина.

 

С. р. были убеждены, что в Петербурге они докажут провокацию Лопухина. Я понял, какая туча сбирается над головой Лопухина в случай какой-либо ошибки с. р. при расследовании. Член Центр. Ком. с. р. должен был немедленно выехать в Петербург. Я считал нужным предупредить Лопухина, что его имя делается, поми­мо моей воли, связанным с разоблачением Азефа и может дойти до департамента полиции. У меня не было никакой воз­можности снестись непосредственно с Лопухиным.

 

Я тогда написал письмо прямо в Петербургскую Публичную Библиотеку. Во внутреннем конверте была моя записка с прось­бой передать это письмо, подписанное вымышленным именем, библиотекарю А. И. Браудо, а в письме к нему я уже от своего имени писал очень сухо, что буду очень благодарен, {96} если он лично передаст мое письмо нашему общему знако­мому Лопухину, адреса которого я, к сожалению, якобы не знал. А. И. Браудо исполнил мою просьбу, и Лопухин был вовремя предупрежден. Тем же путем я потом успел на­писать еще два письма к Лопухину до его ареста.

Одно из них, третье, Лопухин нарочно сохранил и во время известного обыска, сделанного жандармами у него, он передал им мое письмо и сказал: — «Это письмо от Бурцева. Это самое интересное для вас. У меня более ничего интересного для вас нет».

 

            Мне не нужно комментировать, какую услугу оказал мне А. И. Браудо, устроив в Кельне мое свидание с Лопухиным, уезжавшим в Poccию. Большую услугу он нам оказал и передачей моих трех писем Лопухину.

            Во всей истории с моими письмами Лопухину имя А. И. Браудо нигде никем не было упомянуто.

 

            В 1909 г. Лопухин, после знаменитого своего процесса, был с лишением прав сослан в Восточную Сибирь, а в 1912 г., когда и правительству было ясно, что представлял собою Азеф, Лопухин был возвращен из Сибири, восстановлен в правах и жил в Петербурге.

 

            В сентябре 1914 г. я, добровольно возвращавшийся в Poc­cию во время войны, был тоже арестован. После суда я с лишением прав был сослан в Восточную Сибирь, в Туруханский край, — кстати сказать — в то село, где я встретил среди ссыльных Свердлова и Сталина. Потом туда же, когда я еще был в Сибири, был сослан и Каменев со всеми с. д. депутатами членами Гос. Думы.

 

            В конце 1915 г. я тоже был амнистирован, восстановлен в правах и мог жить свободно в Петербурге.

            Там, в Петербургской Публичной Библиотеке я встретил А. И. Браудо и сказал ему,

            — Я вам очень благодарен за все ваши указания, которые вы мне в свое время сделали.

 

            — Очень рад, если я мог быть вам полезным, — ответил он мне. Между нами не было и тогда произнесено ни имени Лопухина, ни имени Азефа.

            Тогда же в Петербурге я встретился с Лопухиным. С ним мы говорили уже более подробно об Азефе. Много говорили и обо всем деле с его высылкой. Много мне {97} пришлось потом на эту тему говорить с Лопухиным и в Париже, в последние годы его жизни.

 

            Во время этих бесед я понял, какую огромную роль в моем разоблачении Азефа сыграл А. И. Браудо. Понял и то, что А. И. все это делал по личной инициативе, потому что это нужно было для общего дела.

Сделав дело, он сам поста­рался остаться в тени.

 

Вл. Бурцев.

 

 

II.

(А. Аргунов)

 

            Встречи мои с покойным А .И .Браудо были кратковременны.

            Мы знали друг о друге давно, но встретиться пришлось спустя долгое время и в такую пору и в таких условиях, которые не располагали к частым встречам и долгим беседам. Я — глубоко ушедший в революционное подполье вперемежку с тюрьмой, с редкими вылазками из подполья на желанный вольный свет; он — каким-то образом сумевший удерживаться на легальном поприще, хотя и с по­стоянной угрозой провалиться в это же подполье.

 

            В период, о котором идет речь (годы 1905-910), много интеллигентной публики было на таком полуподпольном, полулегальном положении. Особенно это наблюдалось в столицах, в кругах профессорских, литературных, адвокатских и пр.

            А. И. Браудо был широко связан с этой средой, в осо­бенности с той ее частью, которая не довольствовалась ролью наблюдателя, а активно реагировала на окружающую обста­новку, будировала.

            Таким будирующим, хлопочущим, подвижным, рисует мне память А. И. Браудо.

 

            В 1906-08 гг. революционное подполье переживало тре­вожные дни. Разгром организации, смертные приговоры, расстрелы... А главное — толки о провокации, и притом о провокации в самом центре, который руководил движением... Все это делало атмосферу подполья совершенно невыносимой. Доходило до того, что прямо указывали на центр партии с. р., как на рассадник провокации с указанием имени одного из членов его, который ведал как раз наиболее опасным орудием борьбы — террором.

{98}     Эти толки росли и ширились, особенно в связи с зага­дочными неудачами и провалами террористических групп, повлекшими гибель немалого числа участников.

 

            Освободившись в 1907 г. из петербургской одиночной тюрьмы, я поспешил навстречу всем этим толкам и слухам. Нужно было найти источник их и принять какие-то меры.

            И вот тут мы столкнулись с А. И. Браудо. Он, как и многие связанные так или иначе с подпольем, был в курсе этих толков, но подобно другим не имел тогда опре­деленной оценки их. Слухи ведь шли разные и с разных сторон, в том числе и из заграницы через В. Л. Бурцева.

 

            Согласившись со мной, что нужно как-то обследовать сре­ду, в которой особенно усердно говорили о провокации и про­вокаторах, А. И. Браудо указал ряд лиц, и я, пользуясь своим кругом знакомств, попробовал провести это обследование. Проба не дала желаемых результатов. Выяснилась лишь картина нездоровой атмосферы, насыщенной подозрениями и недоумением. Было, впрочем, и нечто новое: имя Азефа, которое не произносилось, но напрашивалось на уста собеседников.

 

            С такого рода материалами пришлось уехать заграницу, куда перебрался центр партии, где собиралась общепартийная конференция, и дело о провокации становилось наконец на ре­альную почву.

            Осенью 1908 г. я снова оказался нелегально в Петербурге. Единственным заданием поездки было на этот раз проверка личности и данных важного свидетеля против Азефа, которого выдвинул в Париже В. Бурцев. Свидетелем этим явился быв. директор департамента полиции тайный советник А. А. Лопухин.

 

            Нужно было во что бы то ни стало увидеть этого свид­етеля, узнать суть его свидетельства и мотивы, которыми он руководился, выступая разоблачителем Азефа. Задача была не из легких. О личности Лопухина у меня было представление, основанное на весьма скудных и односторонних данных: как бывший руководитель политического розыска, он, дума­лось мне, не утратил того духовного склада, который поро­ждается такого рода службой, и кроме того наверное считает себя связанным чиновничьей дисциплиной хранения тайн.

 

{99}     Всплывала невольно и «обида», которую, в ряде бесчисленных «обид» вообще, причинил мне лично Лопухин, скрепя своею подписью в 1903 г. приговор административной ссыл­ки на 10 лет в Якутскую область. Как, спрашивается, добраться до такого лица, а, главное, как расположить его к беседе на столь щекотливую тему об Азефе?

            Я отправился прежде всего к Браудо за советом и неожи­данно наткнулся на деятельную поддержку. Он, оказывается, знаком с Лопухиным и берется помочь мне найти к нему дорогу.

 

            При поддержке Браудо и при участии Кальмановича (мо­его знакомого еще по Саратову), который жил в одном доме с Лопухиным (где-то в районе Таврического сада) и который, как и Браудо, был с ним знаком, я стал понемногу приближаться к цели. Оба они, Браудо и Кальманович, сообщили кое-что о жизни и деятельности Лопухина за последнее время, об его оппозиционности правящим сферам, о желании вступить в кадетскую партию и пр., — что уже существенно изменяло первоначальное мое представление о Лопухине.

 

            Но дни шли за днями, а впереди все еще стояло много трудностей для выполнения миссии «следователя», которую я взял на себя. И прежде всего разговор с Лопухиным. Как это устроить? Предложить свидание? А вдруг откажется? Или согласится, но замкнет уста, когда узнает суть моего визита и услышит имя Азефа? Колебания были тем невыно­симее, что нужно было спешить, ибо жить приходилось под ежедневной угрозой ареста и под неотступной слежкой агентов охранки.

 

            Помог случай. И сыграл в нем свою роль А. И. Браудо. 18 ноября вызвал меня в экстренном порядке Кальманович и сообщил ошеломляющую новость. Он видел А. И. Браудо, и тот передал ему рассказ Лопухина о том, что 11 ноября на его квартиру явился Азеф, умоляя Лопухина спасти его, опровергнуть сведения о его службе в охранке и т. д. Сообщив все это, Кальманович добавил, что по собственной инициативе и по совету А. И. Браудо он предложил Лопухину свидеться со мной, на что тот дал согласие. {100} Свидание назначено на тот же день, т. е. 18 ноября вечером на квартире Кальмановича.

            Свидание состоялось в назначенный срок и тянулось до раннего утра.

 

            Здесь не место передавать подробности этой ночной встре­чи с Лопухиным, которая и сейчас, несмотря на почти тридцатилетий срок, не утратила волнующего значения для меня (См. об этом, как и вообще о деле Азефа в моих воспоминаниях, напечатанных в №№ 6 и 7 сборника «На чужой стороне», изд. под ред. С. П. Мельгунова.).

 

            Нас было четверо: Лопухин, Браудо, Кальманович и я. Лопухин говорил спокойным тоном о фактах из прошлого Азефа, описывал до деталей фигуру Азефа, каким он только что видел его на своей квартире, спокойно отвечал на мои придирчивые вопросы. По выражению лица и поведению Браудо и Кальмановича я видел, что они уже покорены правдой свидетельства Лопухина. Но я еще не сдавался перед этой правдой.

 

            Сдаться и поверить пришлось очень скоро, в ближайшие же дни. От А. И. Браудо пришло новое сообщение о Лопу­хине, а именно, что к нему, вслед за Азефом, явился на квартиру 21 ноября ген. Герасимов и в грубой форме, с угрозами репрессий, требовал отказа Лопухина от свидетельства против Азефа. Я попросил А. И. Браудо убедить Лопухина свидеться еще раз со мной. А. И. Браудо сообщил об этом Лопухину. Последний ответил, что он «к моим услугам», но просил перенести свидание в Лондон, куда он едет на днях, что это будет удобнее во многих отношениях и, в частности, потому что он сильно опасается «прямых действий» со стороны ген. Герасимова, который уже поставил слежку за его квартирой.

 

            В доказательство же своего твердого решения не укло­няться от роли обвинителя Азефа, Лопухин написал письмо в трех копиях на имя Столыпина, Макарова и Трусевича, где, именуя Азефа полицейским агентом и сообщая о визите и угрозах ген. Герасимова, просил избавить его от подобных «махинаций». Этот шаг открытого письменного {101} выступления был, думается мне, подсказан Лопухину или во всяком случае поддержан никем иным, как А. И. Браудо.

            Письма были мне вручены через А. И. Браудо незапеча­танными с пожеланием Лопухина, чтобы я сам их бросил в почтовый ящик. Пожелания этого я не мог исполнить, опасаясь слежки и ареста. Взял и отправил письма А. И. Браудо.

 

            Такова справка об отдельных эпизодах давно минувших лет. Следует, пожалуй, еще отметить, что потом, ког­да судили Лопухина, ни в обвинительном акте, ни в материалах следствия, нигде не упоминалось ни словом о наших с Лопухиным встречах в Петербурге и Лондоне, не было и имен участников, как Браудо и Кальманович.

 

            Заканчивая краткую заметку о роли покойного А. И. Браудо в деле разоблачения Азефа, могу засвидетельствовать, что она была очень существенной, как это мог, надеюсь, убедиться читатель. И следует еще добавить, что, берясь помо­гать в такого рода рискованных делах, А. И. Браудо действовал не в порядке партийной заинтересованности (он не был эсером), а просто как человек чуткий к вопросам общественного значения, готовый на помощь. На помощь не словами лишь, а опытом практика.

 

            Таким он, вероятно, был и во всех иных делах, число коих велико.

 

 

А. Аргунов.